http://community.livejournal.com/chto_chitat/3602425.html
Попался тут пост про нелюбовь к творчеству Пушкина. Пост показался не очень интересным, за исключением одного предложения . про зеркало. Выдержку приводить не буду, просто пройдите по ссылке вверху. Мысль про зеркало дала возможность расставить еще более точные акценты на том, почему я не люблю Пушкина.
Сначала чуть-чуть истории...
Первые осознанные воспоминания об А.С. относятся к четырех- пятилетнему возрасту . мне его читал дед наравне с Ершовым, братьями Гримм, Шарлем Перро, русскими народными сказками и другими произведениями на сон грядущий. В то время, да еще и засыпая, я часто не отождествлял вообще автора с текстом, просто выступая в роли слуш ателя, так что читаемое дедом воспринималось просто как данность, вне связи с той или иной фамилией. Поинтересоваться автором в голову не приходило вообще. Во-первых, возраст не тот был, а самое главное . мы часто едим, например, вареники, не интересуясь, как они сделаны и как зовут повара. Так что подбор авторов отдавался на усмотрение деда, я же просто наслаждался "варениками" :)
Возможно еще, такое восприятие связано с тем, что читаемое глазами я воспринимаю значительно лучше, чем слышимое. Вернее, нет. Оба эти способа восприятия дополняют друг друга, но зрительный является основным. Если, например, довелось услышать стихотворение и оно понравилось, необходимо прочесть текст глазами, чтобы полностью "ощутить вкус". Если же стихотворение было сначала прочитано, то потом стоит его послушать для уточнения оттенков, как правило, звуковых.
Во время "дедовских" чтений некоторые произведения мне нравились, некоторые оставляли равнодушным, некоторые раздража ли. Причин этого понять не мог, но неудовольствие тем, что раздражает, постепенно усиливалось . дед, разумеется, не мог читать вещи все время разные и время от времени повторялся, так что произведения-раздражители определились четко, но все равно слушать я их продолжал . вареник, пусть и не очень вкусный, все же вареник :)
Через некоторое время "вареники" стали редкостью . я научился читать сам и стал читать то, что раньше слушал. И тут выяснилось, что произведениями-раздражителями в основном были сочинения Пушкина. Почему так . неизвестно. Я не склонен приписывать себе развитое эстетическое чутье в пять лет, но впоследствии, на разных возрастных этапах, Пушкина перечитывал, пытаясь понять, в чем дело, и ощущение раздражения только усиливалось. Это касается и поэзии, и прозы.
Никакого предубеждения здесь нет, так как многое из читанного перечитывалось в более позднем возрасте, переосмысливалось, что-то из ранее не нравившегося становилось ближе к сердцу и наоборот. Но что до произведений Пушкина, то они строго не нравились. Прочитанные в школьные годы вещи посерьезнее, чем "Сказка о царе Салтане", например, "Евгений Онегин" и др. стихотворные произведения тенденцию эту не переломили, только усилили.
На фоне вышеописанных ощущений априорное знание о том, что Пушкин . "великий поэт", "солнце русской поэзии", "наше все" и прочие "энциклопедии русской жизни", только усиливало противоречие. Первое впечатление от "Онегина" . разочарование и недоумение. В "Онегине" прекрасная форма. Она великолепна, но в моем понимании хорошей поэзии, помимо формы, должно быть и содержание. К достоинствам можно отнести и так называемую пушкинскую гладкопись, однако, она одновременно является и недостатком, потому что позволяет читать текст "по диагонали". К гладкописи стоит вернуться позже.
Поскольку собственное мнение оказалось диаметрально противоположным устоявшемуся, имело смысл обратиться к критике. Критика Белинского не вызвала (и не вызывает) ничего, кроме недоумения. В своих восхвалениях Пушкина он перегнул просто все палки, какие только можно . чего стоит одна только "энциклопедия русской жизни". (Нет ее в "Онегине", она есть например, в "Очарованном страннике" Лескова или в "Житии одной бабы" его же, а что касается энциклопедий русской жизни так называемого высшего света, то "Горе от ума" куда как жизненнее и актуальнее. Если же нужна еще более "глубокая" специфика . стоит обратиться к Шадерло де Лакло.) Однако несколько фраз, которые Белинский обронил, возможно, даже сам того не желая, в память запали хорошо. Например, эта: ".самые недостатки "Евгения Онегина" составляют его величайшие достоинства".
Что это такое? Это высказывание-аннигиляция . оксюморон. Во-первых, так можно сказать обо всем вообще, и тогда какая это к черту критика? Если же этому утверждению верить, то, оказывается, в "Онегине" много недостатков и они чудовищны. Минус на минус дает плюс, величайший мин ус на величайший минус дает величайший плюс, отсюда, видимо, и величайшие достоинства, но это уже что-то из области математики и к критике опять же отношения не имеет. Так что же имел в виду Белинский? Так называемая "оговорочка по Фрейду"? Неизвестно. Посему его позицию пришлось просто принять к сведению вместе с этими замечательными высказываниями и перейти к другим критикам.
Позже в руки попала книга Писарева. И вот здесь получилось интересно. Если откинуть весь рационалистический подход Писарева, который здорово мозолит глаза и через который местами так же приходится продираться, как через неуемные восторги Белинского, и обратиться к непосредственному разбору "Евгения Онегина" и того же нерукотворного "Памятника", то видно, что разбор сделан методично, четко, за что Писареву надо сказать большое спасибо, потому что это ужасно скучная и тяжелая работа . разбирать смыслы и подтексты посредственных произведений, вернее, просто показывать, что смыслов и подтексто в там нет. Становится очевидным один факт: великое и гениальное в Пушкине, вернее . и это очень важно! . то, что большинство таковым считает, на самом деле таковым не является.
Вот уже около двухсот лет А.С. является своего рода иконой. Почему-то кто-то когда-то поставил его во главу угла, оформил в рамочку и до сих пор сдувает пылинки в виде многочисленных поисков смыслов в том же "Онегине". На эти темы проводятся дискуссии, по ним пишутся монографии, рефераты, защищаются диссертации. Подсчитываются строчки, буквы, икты, составляются частотные словари. И сказать что-либо поперек нельзя, потому как Пушкин . "наше все". Однако большинство этих авторов, говоря мягко, напоминают тех, кто заигрался в игру в бисер (по Гессе), а говоря грубо, похожи на стадо свиней, в долгую засуху наконец-то нашедших большую лужу.
Проблема заключается в том, что икона получается странная: анатомируется и препарируется много пушкинских произведений, но степень такого анатомир ования переходит все разумные пределы. Интересно, сколько работ по "Онегину", существует в настоящий момент? Клочок бумажки, на котором что-то написано, сам по себе ничего не значит, но если это будет "счет к прачке, написанный рукою Байрона", то бумажка сразу привлечет внимание исследователей, ее рассмотрят во множестве контекстов, вплоть до того, как именно данный счет повлиял на творческую судьбу автора.
С таким же успехом можно составить карту вин, которые пил Есенин, и выяснить какое отношение эти вина, их сочетания и пропорции имеют к тому, что Есенин повесился. Однако "мало ли кто и как вешается в белой горячке", не правда ли? Поэтому когда Лотман пишет, что "онегинский текст исчерпать невозможно", приходится задуматься. Либо это заявление голословно (а где этому доказательства? а чьи тексты исчерпать возможно? а пробовал ли Лотман "исчерпывать" другие тексты?), либо исследователь слишком увлекся (см. выше про карту вин), ведь в поисках того, как бы еще про интерпретировать текст, его можно подвергнуть любым экспериментам, на какие только фантазии хватит (написать все слова задом наперед, пропустить через дешифратор.), либо исследователь решил обеспечить себе безбедное существование до конца дней. А что насчет других произведений Пушкина? Их у него более 10 томов. А что делать с другими авторами? Кто их исчерпывать будет? Почему в конце концов все упирается только в Пушкина?
Давайте подойдем к вопросу с другой точки зрения. В первую очередь, как ни странно, мало кому бросается в глаза, что в русской поэзии (интересно, только ли в ней?) существует забавная вещь: у нас один великий поэт. Конечно, есть и всякие баратынские, тютчевы, феты и далее к современности . цветаевы, маяковские, мандельштамы, ахматовы. Они тоже все великие, но Пушкин , тем менее, "наше все"! Почему-то у нас нет единственного великого писателя, ну, скажем, Бунина. Почему-то нет единственного великого композитора . великие и Мусоргский, и Скрябин, и Рахманинов... То же у художников. То же у артистов.
О том, что Пушкин обогатил русский язык и т.д. и т.п. . обо все этом можно прочесть везде, не хочется повторяться . правильно, так оно и есть, но он сделал это двести лет назад! С тех пор язык развился неимоверно, инновации Пушкина вошли в плоть и кровь русского языка и стали с ним неделимым целым. Восхищаться языком Пушкина можно и нужно, но все время "протаскивать" (просьба не искать здесь аллюзий к Булгакову) его в наше время, заостряя на нем внимание, это уже патология. Это непризнание того, что было и есть после А.С.Достаточно вспомнить различные "до дня рождения Пушкина осталось 184 дня". С таким же успехом можно "протаскивать" в наше время Кирилла с Мефодием. Ну а что? Без них и Пушкина не было бы. Почему мы поголовно не изучаем их в школах, почему нигде не слышно, что до дня рождения Кирилла осталось 15 дней, а до дня рождения Мефодия 115? Было бы интересней, кстати, узнать, вдруг они жили долго и счастливо и умерли в один день?
Вот несколько любопытных цитат, пока без авторов. В цитатах содержится и ответ на вопрос, почему Пушкин . чье-то все.
К 37 годам Пушкин написал 42 416 строк. И это только стихов! Повести, романы, исторические упражнения. Забавно! . "веселое имя . Пушкин!" . он работал, живя с одною бумагой.
Язык Пушкина давно неприменим. Гладкопись его невероятна в ходе трагедий. Солист нашего времени, поэт, если он пойдет по шерстке пушкинского языка, то превратится в газетного горлопана с набором слов в 300 штук.
Пушкин . солнце. Но если и впредь будет пылать это светило без конца и перерыва, то вся российская словесность превратится в пустыню. <.> Снимем это солнце и поставим его в тень. Устроим хотя бы небольшую и неяркую ночь и для других поэтов.
Принято думать, что в Пушкине есть все. И на протяжении семидесяти лет, последовавших за дуэлью, так оно почти и было. После чего наступил двадцатый век.
Так уж получается всегда, что общество назначает одного поэта в главные, в начальники. Происходит это . особенно в обществе авторитарном . в силу идиотского параллелизма . поэт . царь. А поэзия куда больше чем одного властителя дум предлагает. Выбирая же одного, общество обрекает себя на тот или иной вариант самодержавия. То есть отказывается от демократического в своем роде принципа. И поэтому нет у него никакого права опосля на государя или первого секретаря все сваливать. Само оно и виновато, что читает выборочно. Знали б Вяземского с Баратынским получше, глядишь и на Николаше так бы не зациклились. За равнодушие к культуре общество прежде всего гражданскими свободами расплачивается. Сужение культурного кругозора . мать сужения кругозора политического. Ничто так не мостит дорогу тирании, как культурная самокастрация. Когда потом начинают рубить головы . это даже логично.
Пушкин любящий и любимец поэтов сразу же после смерти стал жесточайшим прессом в руках Николая, а затем и двадцатого века, он . идеал косных, что ничего не изменилось в русской речи. Изменилось.
Русская поэзия началась задолго до Пушкина. Она началась с Симеона Полоцкого, Ломоносова, Кантемира, Державина, Хераскова, Сумарокова, Батюшкова, Жуковского. Так что, когда Пушкин появился на сцене, русская поэзия существовала более полутораста лет. Это уже была разработанная система, структура. Русская поэзия ко времени Пушкина была достаточно гармонизирована, она уже отошла от силлабической поэтики, то есть от силлабического стиха. Уже господствовал силлабо-тонический стих, который тем не менее нес на себе нагрузку, какой-то силлабический мусор. Сам Пушкин и гармоническая школа, возникшая с ним, как бы очистили стих от этих метрически-архаических элементов и создали ч резвычайно динамический, чрезвычайно гибкий стих. Разумеется, с этим процессом очищения, с этой водой было выплеснуто и изрядное количество младенца. Дело в том, что в этой шероховатости, неуклюжести были преимущества, потому что у читателя мысль задерживалась на сказанном. <.> В итоге гладкопись достигла такой степени, что глаз почти не останавливался ни на чем. Упрекать за это Пушкина, безусловно, не приходится. Упрекать приходится только эпигонов.
(Даны вперемежку цитаты Сосноры и Бродского.)
В отношении эпигонов стоит упомянуть случай, когда кто-то из исследователей Пушкина сочинил "под него" стихотворение и выдал его за найденное в архивах ранее неизвестное сочинение поэта. Исследователи-пушкинисты поймались эту удочку, потому как не смогли отличить подделку.
Вообще, если говорить о шедеврах, стоило бы рассмотреть и механизм того, как произведение становится шедевром. Однако науки такой нет, существуют лишь подступы к проблеме. Как известно, сейчас количество графоманов превысило все возможные пределы, однако вот вопрос: неужели раньше графоманов не было? Например, в Средневековье или еще раньше. Почему до нас дошло только то, что прекрасно? "Где древние комиксы, романы для кухарок?" И шире: "Где бездарно размалеванные храмы, где египетская мазня, вавилонские пошлости наподобие современных "оленей во время гона"?
Станислав Лем в своих размышлениях на эту тему задает и другие любопытные вопросы и проводит интересные параллели. Например, такую. Если разрыть могилу через год, это будет святотатством, если это сделать через тысячу лет, это будут археологические раскопки. В литературе с точностью до наоборот . "еще не преступление нарушить, будучи, например, редактором книги, ее текст. Но сделать то же самое с текстом двухсотлетней давности . значит совершить святотатство". "Чем из более глубокого прошлого доходят до нас тексты, тем они более ненарушимы, и не только это: выглядит так, будто само й своей сохранностью они вознесены на высоту исключительного совершенства".
Непонятность текста либо его простота могут быть результатом авторской гениальности, но могут быть и результатом неспособности ясно объясниться и манерности, за которыми ничего достойного не скрывается. Однако "благодаря эластичной растяжимости значений или излишне пылкому воображению можно даже и от такого текста добиться впечатления, будто в нем целостное видение берет верх". "Так в конечном счете и бывает . особенно когда господствует мода на все новое и неожиданное. Знаток, полный священного трепета и опасаясь прослыть отсталым, в такой период будет изо всех сил стараться разглядеть новое платье короля".
Интересно экстраполировать три приведенных выше абзаца и на феномен Пушкина с "Онегиным", не правда ли?
Между тем механизм "шедеврообразования" складывается в том числе из предпосылок, ничего общего с литературой не имеющих. Например, популярность произвед ений А.С., связана еще и с тем, что он "вращался в высшем свете", был женат на женщине, на которую положил глаз царь, имел возможность публиковаться, получал от государства немалые денежные ссуды. Не последнюю роль в популяризации имени Пушкина и его произведений сыграла и дуэль, и то, что, как писал Соснора, А.С. сделался "жесточайшим прессом в руках Николая", то есть стал мерилом и эталоном. У других авторов не было таких обстоятельств, и поэтому мы не можем в настоящий момент насладиться произведениями Иванова, Петрова или Сидорова просто в силу того, что они умерли в безвестности. Разумеется, история не терпит сослагательного наклонения, так что это просто размышления на тему.
Можно привести такой пример. Многие из нас знают автора по имени Джек Лондон и зачитываются его "северными" рассказами. Тут и романтика, и прекрасное описание природы и характеров, и великолепные сюжеты, а также хорошие стиль, перевод. Но вот автора по имени Джеймс Оливер Кервуд знают н емногие, хотя, что касается тех же романтики, описания природы, характеров и т.д., . в этом Кервуд ничуть не хуже Лондона. Все дело в идеологии. Лондон вроде бы сочувствовал социализму, боролся за справедливость, поэтому его книги издавались в СССР массовыми тиражами, а Кервуд был совершенно вне политики, поэтому его переводов у нас раз-два и обчелся.
Позволю себе еще один пример. У большинства людей старшего поколения всегда рядом со словом "Сталин" стоят два эпитета . "великий" и "гениальный". Ну, еще "вождь всех времен и народов". Насчет последнего не знаю, а первые два ввел в обиход один-единственный человек. Если не изменяет память, редактор газеты "Правда". Это он первым в статьях стал называть Сталина великим и гениальным. Современники отмечали, что поначалу данные слова казались дикостью. Тем не менее, некоторое время спустя это уже стало формулой, тронными именами, без которых упоминание имени Сталина было немыслимым.
Но вернемся к Пушкину. О стались нерассмотренными два вопроса . гладкописи и "зеркала".
Общеизвестно, что если посредственные стихи переложить на музыку, они "станут" лучше. Точнее говоря, не станут, просто музыка скрывает смысл. Часто бывает так, что по отдельности ни стихотворение, ни музыку слушать невозможно. Эпигоны сделали с языком Пушкина примерно то же: эту гладкопись сильно заездили, "сделали" ее музыкой, так что стихи А.С. можно читать по диагонали, причем, не исключено, что именно это дает возможность говорить о пушкинских стихотворных текстах как о легких для восприятия. Когда же такая легкость совмещается с удобоваримостью, то есть когда произведение ни о чем ("Онегин"), то получается просто праздник . вроде и классику читаешь, и как легко она, оказывается, дается.
Что касается Пушкина как "зеркала" (см. пост, на который идет ссылка в начале), мне кажется, это правда. Говорю исключительно бездоказательно, потому что не пытался подводить логическую базу, все на уров не ощущений. Пушкин, как зеркало, отразил свою эпоху, вернее ее фрагмент . светское общество, но сделал это больше "вширь", нежели "вглубь". А зеркало, собственно, и отражает все в одной плоскости и показывает форму, а не содержание.
***
К сожалению, сейчас из Пушкина сделали примерно то же, аналог чему мы имеем на Красной площади в Мавзолее. Не помню, кто сказал о Ленине (от первого лица):
Я в Европе, Америке, Азии
Был могильщиком всей буржуазии,
Так скажите, товарищи, разве я
Недостоин попасть даже в ад?
Вот уж действительно . ни ада, ни рая, ни Лимба. Ленин умер, но тело его живет, и это полбеды. Он по крайней мере эталоном перестал служить. Ситуация с Пушкиным хуже . не он себе памятник воздвиг, ему памятник воздвигли, поставили его на постамент, слезть не дают да еще и используют в качестве мерила. А это равносильно тому, как если бы астрономия, не так давно "вышедшая" за пределы Солнечной системы, продолжала в качестве мер расстояния оперировать метрами и километрами вместо парсеков и световых лет, а точкой отсчета по-прежнему считала бы Землю, а не Солнечную систему и даже галактику.
В общем, дайте Пушкину отдохнуть.
От друзей
Esbj
Комментариев нет:
Отправить комментарий